Загрузка...II
Всегда и во все времена правосознание является реальною и священною основою общества и государства.
Человеку невозможно не иметь правосознания. Его имеет каждый, независимо от того, знает он об этом или не знает, дорожит этим достоянием или относится к нему с пренебрежением; каждый, кто живет и сознает, что на свете кроме него есть еще другие люди. Ибо право есть незримо присутствующая, но объективно обстоящая грань, отделяющая каждый живой человеческий дух от другого и в то же время соединяющая его с ним.
Обычно люди не замечают в себе правосознания и не воспитывают в себе его верного, духовного ритма, вследствие этого оно часто оказывается в них беспочвенным и бессильным, оно легко теряет из вида свою верную цель, перестает пульсировать в душе и отдает ее во власть дурных страстей. Напротив, человеку, духовно не разложившемуся, свойственно глубокое, непосредственное убеждение в том, что во внешних взаимоотношениях людей возможно и необходимо отличать верное и допустимое поведение от неверного и недопустимого; — уверенность в том, что есть верная и справедливая (на самом деле верная и на самом деле справедливая) грань личной свободы, до которой можно (правовое полномочие), за которую нельзя (правовая запретность) и поддерживать которую должно (правовая обязанность). Смутное «осязание» в своем внутреннем опыте этой незримой, но объективно-верной грани — и есть первичное проявление правосознания, его «протофеномен»1.
Если внимательно отнестись к этому брезжущему в душе «осязанию», чаще и бескорыстнее испытывать его и укреплять его в себе, то в душе обнаружится духовная функция, которую можно назвать правовою совестью или голосом здорового, нормального правосознания. По мере укрепления предметного интереса к нему, по мере сосредоточения внимания на нем, по мере жизненного осуществления его зова всякий человек убеждается в том, что правосознание живет в людях постоянно; что показания его имеют устойчивое и определенное содержание; что оно имеет волевую и притом духовно-волевую природу; что поэтому оно открывает свой предмет и показывает его в виде единой, высшей цели и соответственно в виде верных путей и средств, ведущих к ее осуществлению; наконец, что опыт правосознания имеет особое, верное, — надлежащее и обязательное, — строение, приближение к которому приближает и к самому предмету этого опыта.
Понятно, что чем зрелее, крепче и глубже правосознание, тем определительнее и вернее оно направляет всю общественную жизнь человека, — и в договоре с соседом, и на суде, и в уплате налога, и в гражданской службе, и в политических выборах, и в искушениях кривды, взятки, укрывательства и войны. Вся общественная жизнь пропитана правосознанием, несома им, только через него и осуществляется; так, что каждый заработок и каждая покупка осуществляются в функции правосознания не менее, чем газетная инсинуация, международное предательство или ограбление расстрелянного. Понятно также, что патриотический подвиг и уголовное злодейство, одинаково проявляя правосознание человека, проявляют правосознание не одинаковое по строению и по духовному качеству, не равноценное и не равно-созидательное.
И вот, каждый человек, каждый народ и все человечество имеют задачу: воспитывать в себе верный правовой опыт, т. е. нормальное правосознание, построенное на целостной преданности некоторой высшей цели и делающее человека личностью с ее самостоятельными убеждениями, с ее духовным самообладанием, с верным видением чести, свободы и справедливости.
Бывают эпохи, когда общества и народы быстро делают большие шаги по пути государственного «прогресса», иногда проходя в несколько десятков лет расстояние нескольких веков. Но беда, если эти успехи остаются внешними и поверхностными; если они не закрепляются самою глубиною души, теми основами ее, которые образуют ее иррациональную духовность, или, тем более, если эта драгоценная, одухотворенная глубина души пребывает в состоянии смуты или разложения. Тогда поверхностная гражданская цивилизация отрывается от глубокой политической культуры; правовая жизнь мелеет, формализируется, сводится к внешним процедурам и механизмам. Поколение поколению начинает передавать все более вырождающийся правовой опыт; человек привыкает воспринимать право, как что-то внешнее, формальное, насильственное; он перестает сочувствовать ему, дорожить им, уважать его, и если борется за «права», то не за предметную и содержательную правоту жизни, а за внешнее формальное развязание своей силы и закрепление своего влияния. Тогда правовая жизнь, постепенно отрываясь от глубоких, религиозно-священных родникдв духа и от высших, религиозно-священных целей духа, вырождается — и в пренебреженном содержании и в жизненно-воспитывающей силе своей. Человек перестает присутствовать своею глубокою иррациональною духовностью в правовой жизни. Благородные струи душевной жизни или иссякают, или текут в сторону, прочь от правовых устоев бытия. Право остается без духовного наполнения, без живоносной плэромы (полноты бытия) и превращается сначала в необлагораживаемую, хотя все еще общественно-организованную силу, а потом и неизбежно в свирепое и дезорганизованное насилие.